ЭХО СОРОК ПЯТОГО

БИНТЫ
 

 Глаза бойца слезами налиты, 
 Лежит он, напружиненный и белый, 
 А я должна приросшие бинты 
 С него сорвать одним движеньем смелым. 
 Одним движеньем - так учили нас. 
 Одним движеньем - только в этом жалость... 
 Но встретившись со взглядом страшных глаз, 
 Я на движенье это не решалась. 
 На бинт я щедро перекись лила, 
 Стараясь отмочить его без боли. 
 А фельдшерица становилась зла 
 И повторяла: "Горе мне с тобою! 
 Так с каждым церемониться - беда. 
 Да и ему лишь прибавляешь муки". 
 Но раненые метили всегда 
 Попасть в мои медлительные руки. 

 Не надо рвать приросшие бинты, 
 Когда их можно снять почти без боли. 
 Я это поняла, поймешь и ты... 
 Как жалко, что науке доброты 
 Нельзя по книжкам научиться в школе! 
 

ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ
 

 Машенька, связистка, умирала 
 На руках беспомощных моих. 
 А в окопе пахло снегом талым, 
 И налет артиллерийский стих. 
 Из санроты не было повозки, 
 Чью-то мать наш фельдшер величал. 

 ...О, погон измятые полоски 
 На худых девчоночьих плечах! 
 И лицо - родное, восковое, 
 Под чалмой намокшего бинта!.. 

 Прошипел снаряд над головою, 
 Черный столб взметнулся у куста... 

 Девочка в шинели уходила 
 От войны, от жизни, от меня. 
 Снова рыть в безмолвии могилу, 
 Комьями замерзшими звеня... 

 Подожди меня немного, Маша! 
 Мне ведь тоже уцелеть навряд... 

 Поклялась тогда я дружбой нашей: 
 Если только возвращусь назад, 
 Если это совершится чудо, 
 То до смерти, до последних дней, 
 Стану я всегда, везде и всюду 
 Болью строк напоминать о ней - 
 Девочке, что тихо умирала 
 На руках беспомощных моих. 

 И запахнет фронтом - снегом талым, 
 Кровью и пожарами мой стих. 

 Только мы - однополчане павших, 
 Их, безмолвных, воскресить вольны. 
 Я не дам тебе исчезнуть, Маша, - 
 Песней 
 возвратишься ты с войны! 
 
 
 
БАЛЛАДА О ДЕСАНТЕ
 

 Хочу,чтоб как можно спокойней и суше 
 Рассказ мой о сверстницах был... 
 Четырнадцать школьниц - певуний, болтушек - 
 В глубокий забросили тыл. 

 Когда они прыгали вниз с самолета 
 В январском продрогшем Крыму, 
 "Ой, мамочка!" - тоненько выдохнул кто-то 
 В пустую свистящую тьму. 

 Не смог побелевший пилот почему-то 
 Сознанье вины превозмочь... 
 А три парашюта, а три парашюта 
 Совсем не раскрылись в ту ночь... 

 Оставшихся ливня укрыла завеса, 
 И несколько суток подряд 
 В тревожной пустыне враждебного леса 
 Они свой искали отряд. 

 Случалось потом с партизанками всяко: 
 Порою в крови и пыли 
 Ползли на опухших коленях в атаку - 
 От голода встать не могли. 

 И я понимаю, что в эти минуты 
 Могла партизанкам помочь 
 Лишь память о девушках, чьи парашюты 
 Совсем не раскрылись в ту ночь... 

 Бессмысленной гибели нету на свете - 
 Сквозь годы, сквозь тучи беды 
 Поныне подругам, что выжили, светят 
 Три тихо сгоревших звезды... 

 
 
 
КОМБАТ
 

 Когда, забыв присягу, повернули 
 В бою два автоматчика назад, 
 Догнали их две маленькие пули - 
 Всегда стрелял без промаха комбат. 

 Упали парни, ткнувшись в землю грудью, 
 А он, шатаясь, побежал вперед. 
 За этих двух его лишь тот осудит, 
 Кто никогда не шел на пулемет. 

 Потом в землянке полкового штаба, 
 Бумаги молча взяв у старшины, 
 Писал комбат двум бедным русским бабам, 
 Что... смертью храбрых пали их сыны. 

 И сотни раз письмо читала людям 
 В глухой деревне плачущая мать. 
 За эту ложь комбата кто осудит? 
 Никто его не смеет осуждать! 

 
 
 
* * *
 

 На носилках, около сарая, 
 На краю отбитого села, 
 Санитарка шепчет, умирая: 
 - Я еще, ребята, не жила... 

 И бойцы вокруг нее толпятся 
 И не могут ей в глаза смотреть: 
 Восемнадцать - это восемнадцать, 
 Но ко всем неумолима смерть... 

 Через много лет в глазах любимой, 
 Что в его глаза устремлены, 
 Отблеск зарев, колыханье дыма 
 Вдруг увидит ветеран войны. 

 Вздрогнет он и отойдет к окошку, 
 Закурить пытаясь на ходу. 
 Подожди его, жена, немножко - 
 В сорок первом он сейчас году. 

 Там, где возле черного сарая, 
 На краю отбитого села, 
 Девочка лепечет, умирая: 
 - Я еще, ребята, не жила... 

 
 
 
* * *
 
 Я принесла домой с фронтов России 
 Веселое презрение к тряпью - 
 Как норковую шубку, я носила 
 Шинельку обгоревшую свою. 

 Пусть на локтях топорщились заплаты, 
 Пусть сапоги протерлись - не беда! 
 Такой нарядной и такой богатой 
 Я позже не бывала никогда... 

 
 
 
ЕЛКА
 

 На втором Белорусском еще продолжалось затишье, 
 Шел к закату короткий последний декабрьский день. 
 Сухарями в землянке хрустели голодные мыши, 
 Прибежавшие к нам из сожженных дотла деревень. 

 Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала. 
 Показалось - конца не предвидится этой войне. 
 Захотелось домой, поняла, что смертельно устала. 
 (Виновато затишье - совсем не до грусти в огне!) 

 Показалась могилой землянка в четыре наката. 
 Умирала печурка. Под ватник забрался мороз... 
 Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята: 
 - Почему ты одна? И чего ты повесила нос? 

 Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки. 
 Посмотрела на небо - ракета ль сгорела, звезда? 
 Прогревая моторы, ревели немецкие танки, 
 Иногда минометы палили незнамо куда. 

 А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу, 
 То застыла не веря: пожарами освещена 
 Горделиво и скромно красавица елка стояла! 
 И откуда взялась среди чистого поля она? 

 Не игрушки на ней, а натертые гильзы блестели, 
 Между банок с тушенкой трофейный висел шоколад... 
 Рукавицею трогая лапы замерзшие ели, 
 Я сквозь слезы смотрела на сразу притихших ребят. 

 Дорогие мои д`артаньяны из ротной разведки! 
 Я люблю вас! И буду любить вас до смерти, 
 всю жизнь! 
 Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки... 
 Вдруг обвал артналета и чья-то команда: "Ложись!" 

 Контратака! Пробил санитарную сумку осколок, 
 Я бинтую ребят на взбесившемся черном снегу... 

 Сколько было потом новогодних сверкающих елок! 
 Их забыла, а эту забыть не могу... 

 
 
 
ОТ ИМЕНИ ПАВШИХ
 

 (На вечере поэтов, погибших на войне) 

  
 Сегодня на трибуне мы -- поэты, 
 Которые убиты на войне, 
 Обнявшие со стоном землю где-то 
 В свей ли, в зарубежной стороне. 
 Читают нас друзья-однополчане, 
 Сединами они убелены. 
 Но перед залом, замершим в молчанье, 
 Мы -- парни, не пришедшие с войны. 
 Слепят "юпитеры", а нам неловко -- 
 Мы в мокрой глине с головы до ног. 
 В окопной глине каска и винтовка, 
 В проклятой глине тощий вещмешок. 
 Простите, что ворвалось с нами пламя, 
 Что еле-еле видно нас в дыму, 
 И не считайте, будто перед нами 
 Вы вроде виноваты, -- ни к чему. 
 Ах, ратный труд -- опасная работа, 
 Не всех ведет счастливая звезда. 
 Всегда с войны домой приходит кто-то, 
 А кто-то не приходит никогда. 
 Вас только краем опалило пламя, 
 То пламя, что не пощадило нас. 
 Но если б поменялись мы местами, 
 То в этот вечер, в этот самый час, 
 Бледнея, с горлом, судорогой сжатым, 
 Губами, что вдруг сделались сухи, 
 Мы, чудом уцелевшие солдаты, 
 Читали б ваши юные стихи. 

 

ЗИНКА
 

 Памяти однополчанки - Героя Советского Союза Зины Самсоновой. 

 1. 
 Мы легли у разбитой ели, 
 Ждем, когда же начнет светлеть. 
 Под шинелью вдвоем теплее 
 На продрогшей, сырой земле. 
 - Знаешь, Юлька, я против грусти, 
 Но сегодня она не в счет. 
 Где-то в яблочном захолустье 
 Мама, мамка моя живет. 
 У тебя есть друзья, любимый, 
 У меня лишь она одна. 
 Пахнет в хате квашней и дымом, 
 За порогом бурлит весна. 
 Старой кажется: каждый кустик 
 Беспокойную дочку ждет. 
 Знаешь, Юлька, я против грусти, 
 Но сегодня она не в счет... 
 Отогрелись мы еле-еле, 
 Вдруг нежданный приказ: "Вперед!" 
 Снова рядом в сырой шинели 
 Светлокосый солдат идет. 

 2. 
 С каждым днем становилось горше, 
 Шли без митингов и знамен. 
 В окруженье попал под Оршей 
 Наш потрепанный батальон. 
 Зинка нас повела в атаку, 
 Мы пробились по черной ржи, 
 По воронкам и буеракам, 
 Через смертные рубежи. 
 Мы не ждали посмертной славы, 
 Мы хотели со славой жить. 
 ...Почему же в бинтах кровавых 
 Светлокосый солдат лежит? 
 Ее тело своей шинелью 
 Укрывала я, зубы сжав, 
 Белорусские ветры пели 
 О рязанских глухих садах. 

 3. 
 - Знаешь, Зинка, я против грусти, 
 Но сегодня она не в счет. 
 Где-то в яблочном захолустье 
 Мама, мамка твоя живет. 
 У меня есть друзья, любимый, 
 У нее ты была одна. 
 Пахнет в хате квашней и дымом, 
 За порогом бурлит весна. 
 И старушка в цветастом платье 
 У иконы свечу зажгла. 
 Я не знаю, как написать ей, 
 Чтоб тебя она не ждала... 

 
Девчонка что надо!
По улице Горького - что за походка! - 
 Красотка плывёт, как под парусом лодка. 
 Причёска - что надо! 
 И свитер - что надо! 
 С лиловым оттенком губная помада! 
 Идёт не стиляжка - девчонка с завода, 
 Девчонка рожденья военного года, 
 Со смены идёт (не судите по виду) - 
 Подружку ханжам не дадим мы в обиду! 
 Пусть любит с «крамольным» оттенком помаду. 
 Пусть стрижка - что надо, 
 И свитер - что надо, 
 Пусть туфли на «шпильках». Пусть сумка «модерн», 
 Пусть юбка едва достигает колен. 
 Ну что здесь плохого? В цеху на заводе 
 Станки перед нею на цыпочках ходят! 

 По улице Горького - что за походка! - 
 Красотка плывёт, как под парусом лодка, 
 А в сумке «модерной» впритирку лежат 
 Пельмени, Есенин, рабочий халат. 

 А дома - братишка, смешной оголец, 
 Ротастый галчонок, крикливый птенец. 
 Мать... в траурной рамке глядит со стены. 
 Отец проживает у новой жены. 
 Любимый? Любимого нету пока... 
 Болит обожжённая в цехе рука... 
 Устала? Крепись, не показывай виду, - 
 Тебя никому не дадим мы в обиду! 

 По улице Горького - что за походка! - 
 Красотка плывёт, как под парусом лодка, 
 Девчонка рожденья военного года, 
 Рабочая косточка, дочка завода. 
 Причёска - что надо! 
 И свитер - что надо! 
 С «крамольным» оттенком губная помада! 
 Со смены идёт (не судите по виду) - 
 Её никому не дадим мы в обиду! 

 Мы сами пижонками слыли когда-то, 
 А время пришло - уходили в солдаты!